Snowstorm & Hot memories

Город завалило снегом. Видел мужичка на веселом зелененьком снегоходе: он лихо обруливал джипы, трещал мотоциклом и умчался за поворот.

Вечером в офисе выпили коньячку и сходили поиграли в снежки небольшой толпой. Босс был обстрелян и оставил поле боя.

Знакомая рассказала чудную историю о том, как она в школе успешно потеряла девственность с учителем истории (в 8-м классе, 14 лет) и до выпускного практиковала науку страсти нежной. А на самом торжестве они уединились в актовом зале (и его название было, наконец, оправдано!) и на рояле! и на рояле!.. Черный рояль, белые гольфики на пиджачных плечах, белые бантики, белый фартучек, черная школьная форма!

Мм! Моя давняя и позабытая эротическая фантазия школьных времен в антураже томления, стояков на уроках, одноклассниц с разнообразными округлыми выступами и Сиськами (да, с большой буквы!) пергидрольной блондинки-практикантки, что вела рисование. К сожалению, далее горячих и влажных мыслей дело не шло. Я был застенчивым, долговязым и начитанным. Один раз я, трепеща, влюбился в одноклассницу Олю, написал ей письмо (трепеща неимоверно!), а она, увы, меня коварно отвергла, сначала сделав вид, что я ей нравлюсь.

Со своей первой женщиной я познакомился летом 1988, перед отъездом в колхоз на картошку в компании таких же свежепоступивших для грызения гранита. Я, совершенно одуревший от лета, жары и коротких просвечивающих юбок, недвусмысленно прижался к ней в автобусе, который долго шел через весь город. Так и разговорились, так и вышли, так и...

А как сломал свою кровать - это совсем другая история.

(no subject)

Вот тут мистер Паркер виртуозно защищает предмет своего труда - русскую попсу (хотел написать зловонную, но удержался).

Главный постулат, вокруг которого вращается хорошо смазанный механизм силлогизмов:
"...именно поэтому русский человек дожен слушать алену апину, а не битлз, потому что слушая битлз он живет в чудом культурном контексте, что непременно приведет к разочарованию в жизни ... если человеку не кайфово на родине, он меняет родину - а это всегда приводит в деградации самосознания, к обесцениванию социального статуса, к огромному числу проблем..."

Пафос его понятен, ибо худо признаваться, что предметом твоего труда является нечто зловонное и тошнотворное. Как-то вредит самооценке. Если ты, конечно, не знаменитый гельминтолог с немецким прононсом, хрустальным моноклем, латунным микроскопом, вострым скальпелем и членством в Медицинской Академии.

Так вот, ежли ты не гельминтолог, то полюбить этих поющих глистов можно лишь одним способом - приписав им имманентную трансцендентность, мультурный контекст и породнить их с народом (вспоминается рука миллионопалая и все такое). И заодно приписать неумение жить в реальной жизни и оторванность от Родины всем блюющим от предмета.
Метода, в принципе, известная. И почтенная. От реплики "ну, извините. другого народа у меня для Вас нет" хочется восплакати горько о потере корней, однако подумавши посылаешь эти корни, грубо говоря, в хуй.

Потому что лучше Тэффи про это не скажешь:
"А вот еще новый куплет, который даже приводит меня в умиление:

Напишу я твой портрет,
Господа будут съезжаться,
На портретах любоваться,
В один голос говорить:
Да и что это за прелесть!
Неужели — человек?

О светлая, девственная, нетронутая глупость! Глупость, перед которой, по словам Гете, преклонялись даже боги!

А они все поют, поют... Я ненавижу их! Я возмущаюсь против себя самой, но я ненавижу их! Я стараюсь внушить себе мысль, что это бедные женщины-труженицы, что песнью своей они скрашивают жизнь, облегчают труд, что это их неотъемлемое право, но мысль эта скользит по поверхности моей души, не затрагивая ее."