19 Jul 2002
"...Когда-нибудь, через много лет, я, сидя, ну,
например... да, точно, как Фолкнер, тоже поздней
осенью, сухой и бодрый, а может, толстый и добродушный,
как этот водила, вернее, выйдя на деревянное крыльцо
охотничьего домика, с трубкой, бутылкой виски и
радиоприемником, сварив еду, прибравшись и приготовив
места для вновь прибывающих, - это я остался встретить
вторую партию партию охотников, а первая ушла на гон,
как всегда, спозаранку, - и вот я сижу на
поскрипывающих ступеньках, время послеполуденное,
морозное солнце, морозное солнце, выцветшее небо, голые
деревья, смерзшаяся заиндевелая земля, теплая трубка,
греющее виски, уютная куртка, осмос пара и дыма, двух
парадоксально схожих форм несовместимых материй,
смешивающихся, словно любящие мужчина и женщина, словно
воображение и реальность...
кручу ручку настройки, и вдруг - эта мелодия, которая звучит сейчас,
и вызывает боль, и не хватает слов и сил запечатлеть все это, а
там, на Охоте, я все смогу, и слова и силы будут, и
будет лишь легкая улыбка сожаления, а не горестная
жалостливая гримаса, и я, Старый Знаменитый Писатель,
Отдыхающий со Старыми Добрыми Друзьями на Традиционной
Осенней Охоте, качая головой от живости воспоминания,
достану блокнот с карандашом и с застарелым радостным
волнением стану привычно разминать и напрягать свой
заскорузлый мозолистый рабочий орган, свою старую,
надежную, но иногда строптивую клячу-память, вроде
того, не боящегося медведей, но своенравного мула
старины Буна, с многолетней выдержки глянцевым
мастерством, в своей излюбленной не одним мной манере,
с отстраненной мудростью, набитой рукой стану
выхватывать из расплава и придавать форму, пока не
остыло, всему этому..."
например... да, точно, как Фолкнер, тоже поздней
осенью, сухой и бодрый, а может, толстый и добродушный,
как этот водила, вернее, выйдя на деревянное крыльцо
охотничьего домика, с трубкой, бутылкой виски и
радиоприемником, сварив еду, прибравшись и приготовив
места для вновь прибывающих, - это я остался встретить
вторую партию партию охотников, а первая ушла на гон,
как всегда, спозаранку, - и вот я сижу на
поскрипывающих ступеньках, время послеполуденное,
морозное солнце, морозное солнце, выцветшее небо, голые
деревья, смерзшаяся заиндевелая земля, теплая трубка,
греющее виски, уютная куртка, осмос пара и дыма, двух
парадоксально схожих форм несовместимых материй,
смешивающихся, словно любящие мужчина и женщина, словно
воображение и реальность...
кручу ручку настройки, и вдруг - эта мелодия, которая звучит сейчас,
и вызывает боль, и не хватает слов и сил запечатлеть все это, а
там, на Охоте, я все смогу, и слова и силы будут, и
будет лишь легкая улыбка сожаления, а не горестная
жалостливая гримаса, и я, Старый Знаменитый Писатель,
Отдыхающий со Старыми Добрыми Друзьями на Традиционной
Осенней Охоте, качая головой от живости воспоминания,
достану блокнот с карандашом и с застарелым радостным
волнением стану привычно разминать и напрягать свой
заскорузлый мозолистый рабочий орган, свою старую,
надежную, но иногда строптивую клячу-память, вроде
того, не боящегося медведей, но своенравного мула
старины Буна, с многолетней выдержки глянцевым
мастерством, в своей излюбленной не одним мной манере,
с отстраненной мудростью, набитой рукой стану
выхватывать из расплава и придавать форму, пока не
остыло, всему этому..."